Таланты в скупом мещанском царстве.
(статья
в газете"Волжская Коммуна" от 29.02.08)
автор Наталья Эскина
«Таланты
и поклонники» в постановке СамАрта (режиссер– Анатолий
Праудин) идет второй сезон. И продолжает удивлять публику.
«Тега-тега-тега!» - князь Дулебов достал из квадратного
бумажного пакетика крошки и начал кидать в пруд. А я сидела в первом
ряду и внимательно вглядывалась – что же он кидает? И высмотрела:
крошки тоже бумажные, маленькие, склеенные из белой бумаги кубики.
Воображаю, какие же «теги» плавают по этому пруду!
Постановщик делает акцент не на людях – на антураже. На бутафории, предметах, среди которых таланты и поклонники живут.
Весь спектакль выдержан в духе иронического комментария к пьесе
Островского. Весь зрительный ряд, как-то: декорации, костюмы,
бутафория, - всё это составляет второй план спектакля, второй слой
смысла и сюжета. Собственный сюжет вещей и их взаимоотношений.
Кухарка Матрена вносит самовар. Следует маленький монолог этой даже не
второстепенной – третьестепенной героини. Оказывается, она
враждует с самоваром. Вроде как Дон Кихот – с ветряными
мельницами. Матрена раздувает его сапогом – а он никак не
раскочегарится: «Наш самовар и зашумит, так не скоро кипеть-то
сберется; уж он поет-поет на разные голоса, надсажается-надсажается, а
все толку мало; а раздувать примешься, так он хуже, ровно тебе на смех.
У меня с ним брани не мало бывает» - и тут Матрена (Ольга
Метлинова), скорчив злобную рожу, грозит самовару кулаком.
Вот пожалуйста вам! Александра Николаевна Снегина по ходу дела бранится
с назойливыми поклонниками, с приставучей мамашей Домной Пантелевной,
с антрепренером, предательски разорвавшим контракт. Ее жених Петр
Егорыч Мелузов бранится с наглыми ухажерами Снегиной, чуть не в драку с
ними кидается. Идейную «дуэль» со всей компанией ведет. А
она, видишь ли, с самоваром бранится.
Что это, как не пародия, иронический комментарий к сюжету?
А белизна спектакля? А знаменитая его цветовая гамма, которую не
отмечал только ленивый? Сценография (художник Юрий Хариков, костюмы и
декорации выполнены в мастерской Ольги и Марии Казак и Ольги Андреевой)
поражает: ступени, пол, колонны – все обтянуто белым плюшем.
Белые костюмы, даже и шампанское, которое пьют герои, белое. Почему?
Белый цвет тоже играет роль иронического символа.
Цвет кур, яиц, невинности, античного мрамора.
Сцена полна курочек. На крыше, над античным портиком и античными,
слегка покосившимися, разной толщины и кривизны колоннами,
располагается куриное царство. На белых толстых стеблях чего-то
бутафорского сидят белые толстые бутафорские куры. И за сценой слабо
прослушивается непрерывное кудахтанье.
Домна Пантелевна, хлопотливая мамаша, безмозглая наседка, и сама как
курица. Людмила Гаврилова играет пламенную любовь к разнообразным
пернатым: Великатов разглагольствует об индюках, павлинах да лебедях,
обитающих в его поместье, а Домна Пантелевна со страстными стонами
воздевает руки к небесам. «Коли скучно, выйдешь на крыльцо,
индейские петухи по двору ходят, все белые», - как отреагирует
Домна Пантелевна? «Белые! Ах, скажите, пожалуйста!» И про
лебедей, она же: «Вот рай-то!»
Вот он, рай Домны Пантелеевны. Он населен курами, индюками, лебедями и павлинами.
Чтобы поставить дуэтные сцены, режиссеру понадобились куриные яйца. Как
же иначе? Домна Пантелевна принимает князя Дулебова. Обхождение знает.
Вносит угощение. Свежеснесенные яйца в плетеной корзиночке. Шильце
подает. Зрители удивляются. Яйца шилом не едят! Нет, оказывается, это
мы ничего не понимаем. Яйца шилом, конечно, не едят – их шилом
прокалывают! С двух концов! И выпивают, причмокивая.
В этом скучном мещанском царстве, в белом яичном раю талант, искусство
– инородное тело. Нароков (з.а. РФ Алексей Симкович)
произносит тирады о необыкновенной своей любви к театру – а к
кому обращается? Перед кем бисер-то мечет? Домна Пантелевна,
кругленькая, беленькая, прозаическая, как куриное яичко, и слова-то
выговаривает, связанные с театром, почти как кухарка Матрена. Та
говорит – «киатра». А Домна –
«аркист», «бенефист», «ампренер».
Ленин мечтал погубить государство. Легче всего это сделать, по
известному ленинскому выражению, поручив управлять им кухарке. В
«Талантах и поклонниках» театральным процессом руководят не
таланты, а поклонники. С мозгами кухарки. Обожавший театр Нароков на
этой любви разорился. Перекупил у него театр Гаврюшка…
Для Негиной, Пети, Мартына Прокофьича Нарокова театр, любовь, талант
– всерьез. Для остальных – времяпровождение от скуки. Или
способ поместить деньги.
Положительных героев очень трудно играть при общем иронически-условном градусе постановки.
Негина (Татьяна Михайлова) в прошлом году почти и не играла. Играла ее
редкая красота – тоже, в общем-то, себя как вещь позиционировала.
Блестят, как выпуклые драгоценные камни, огромные темные глаза.
Неподвижно-бледным яичком мерцает овальное личико. Даже и странно
– зачем, при такой внешности, еще и произносить что-то,
болезненно-четко отчеканивая каждую реплику.
В этом году что-то стронулось в душе у актрисы. Поменьше стало
презрительно-четкого скандирования, повысился эмоциональный накал ее
реплик. Полгода назад мало верилось в ее любовь к Пете, и зрители
подозрительно присматривались: да не положила ли она глаз на
Великатова? В этом году, как будто, сомнения пропали. Не
положила. Прошлогодняя Негина кататься уезжала на роскошных
лошадях Великатова из зависти к чужому богатству. В этом году Саша
Негина не завистлива – скорее всего, ей неудобно показаться
неблагодарной. Сцена манит, обещанный Великатовым ангажемент.
Персонаж с говорящей фамилией, невинная и нежная недотрога Негина
– ей сам бог велит облекаться в белые одежды. Но… месть
обиженных поклонников, держателей кресел в первом ряду –
Дулебова, Великатова и компании – и ей не дают играть, лишают
ангажемента. Рыдающая, оскорбленная, наскоро гримирующаяся Негина мажет
лицо черным гримом, напяливает курчавый «арапский» паричок.
Прощай, белизна!
Жених Негиной Петя (Павел Маркелов) в белую ткань оборачивается, как
философ в тогу. Как ангел с белыми крылами, завернувшись все в ту же
белую материю, взлетает на крышу, произносит свою последнюю
тираду.
Но ведь Петя Мелузов – существо скорее нелепое? Маркелов выходит
на сцену в неуклюже сидящем пиджачишке, словно с чужого плеча, в
круглых очочках – заучившийся студентик, жалкий, не знающий жизни
завсегдатай галерки. Мелкое невзрачное личико. Начинает говорить
– и куда девается вся эта нелепость и неуклюжесть! Орфей,
Аполлон, прекрасный, умный, добрый! И где мелкая жалкая внешность
безденежного разночинца? Крупные черты лица, правильные, античной
лепки. В детстве, изучая самостоятельно историю искусств по
шеститомнику Алпатова, я перерисовывала иллюстрации. Через сколько-то
лет попала в СамАрт. Увидев Пашу, сразу его узнала –
это Гермес работы Праксителя (посмотри, Паша, иллюстрацию 207 в
первом томе!).
С Петей – Маркеловым в спектакле появляется отчетливо звучащая нотка несовпадения внешнего вида и души.
Особенно громко эта нотка звучит в игре Алексея Симковича. Добрый,
жалкий, нелепый старикашка, со своей неуместной любовью к Негиной,
персонаж второстепенный и смешной, неожиданно выходит на первый план.
Симкович играет настоящую, трогательно-чистую, восторженную любовь. В
царстве иронических символов, среди пьяных, циничных, развратных
персонажей он – белая ворона. Так сказать, белая ворона среди
белых кур.
Какие там у Островского последние слова? «Шампанского! - кричит купчик Вася. – Полдюжины!»
Очнулся… После того, как с трагиком Ерастом Громиловым водку
пьянствовал. Пиво. Винишко какое-то. Да все, что пьется, кроме
разве что купоросу. После чего впал в прострацию. Чуть не полспектакля
держал паузу. Допившись до полного позеленения, так с зеленой рожей и
просидел с мутными глазами, уставившись в одну точку, изредка
всхрапывая…
Ну что за Денис Бокурадзе! Как вписался в спектакль, который, в
общем-то, совсем не о нем! То, что он делает, в музыке называется
«органный пункт». В верхних голосах – мелодия,
движение какое-то, а нижний голос неподвижно застывает на одном звуке.
Вот Бокурадзе и играет этот органный пункт. Выступает
недвижным зеленоватым комментарием к действию.
В царстве всеобщей белизны есть еще и вот это: зеленая физиономия
Бокурадзе и ярко-алый веер актрисы Смельской. Этим спектакль и
заканчивается. Сидят, смеются нетрезвым смехом. Пропадай они пропадом,
все эти таланты с их поклонниками! Шампанского!
автор Наталья Эскина
(статья
в газете"Волжская Коммуна" от 29.02.08)
